Автор текста: Аносовская А.В.
О Леониде Витальевиче Собинове написано так много, что возникает мысль, что в его жизни и творчестве не осталось неизвестных страниц. Это далеко не так. Малоизвестной или даже совсем неизвестной темой являются родство двух знаменитых русских театральных семейств — Собиновых и Островских.
В 1994 году после смерти Елены Геннадиевны Собиновой, племянницы и крестницы Л. В. Собинова, её родственники передали в Ярославский музей-заповедник коллекцию материалов семейного архива. Они дают возможность познакомиться с родственниками Леонида Витальевича по линии старшего брата Геннадия Витальевича, близкими ему крови и духу, являвшимися его ближайшим окружением — семьёй Островских. Поскольку все члены семьи Островских были страстными и преданными поклонниками Леонида Витальевича, не удивительно, что они собирали самые разные материалы творческой деятельности своего знаменитого родственника. Виртуальная выставка позволяет обратиться к этим неизвестным материалам, которые смогут обогатить наши представления о Собинове-артисте и Собинове-человеке. Часть переписки Л. В. Собинова с членами семьи Островских (небольшая часть) была передана в составе личного архива Собинова в РГАЛИ. Большая часть этой переписки оказалась в собрании Театрального музея им. А. А. Бахрушина. Но копии этих писем хранились в семейном архиве Собиновых-Островских и в настоящее время находятся в ярославской собиновской музейной коллекции.
Материалы архива Собиновых-Островских никогда не экспонировались за исключением ряда фотографий. Это их премьера.
В самом начале московской студенческой жизни Леонида Собинова состоялось его знакомство с представителями семейства Островских, перешедшее затем в долгую дружбу. Об этом знакомстве рассказал в своих воспоминаниях, хранящихся в ярославской музейной коллекции, Алексей Плещеев, тогда студент второго курса юридического отделения Московского Императорского университета. В сезон 1892-93 гг. в Большом зале Дома Благородного собрания проходил традиционный концерт студенческого университетского хора в пользу нуждающихся студентов Московского университета. И вот во время одного из хоров, где «запевалой выступал какой-то студент», его тётушка Мария Константиновна Островская, к которой он подошёл в антракте, сказала: «Лёша, пойди узнай, кто это пел — запевала. Ведь это же феноменальный голос, нечто совершенно исключительное». Он отправился в артистическую комнату, где товарищи-юристы познакомили его с третьекурсником Собиновым, фамилию которого они произносили с ударением на «и». Алексей пишет: «Я пожал руку и обменялся несколькими фразами с высоким, стройным, худощавым блондином с топорщившимися волосами, но удивительно тонкими чертами лица и чудесными глазами, не подозревая, конечно, кем в будущем окажется этот скромный студент. Я привёл этот факт как доказательство того, что голос Л. В. Собинова и в юные годы поражал лиц понимающих».
Мария Константиновна Островская — урожденная Александрова-Дольник, которую упомянул А. Плещеев, — жена — на тот момент — вдова действительного статского советника Павла Геннадиевича Островского, двоюродного брата Александра Николаевича Островского. У Марии Константиновны было четверо детей, — сын Михаил и трое дочерей: Ольга, Мария, и Наталья. Оказавшись после смерти мужа главой семейства, она твердой рукой руководила жизнью своих родных. Это знакомство Собинова с Марией Константиновной и её семьей продолжилось и окрепло. Островские стали преданными поклонниками Собинова. Когда Леонид Витальевич начал службу в качестве солиста на сцене Императорского Большого театра, они старались не пропускать его появления на казённой сцене. С восторгом слушали они Собинова в «Демоне» А. Г. Рубинштейна, в опере «Евгений Онегин» П. И. Чайковского, в «Фаусте» Ш. Гуно.
А затем, пишет А. Плещеев, «подряд случилось так, что поедешь слушать Леонида Витальевича, а в театре замена, и вот как-то, насколько помнится, именно перед «Фаустом» я, подталкиваемый Островскими, решился поехать и узнать от него лично... будет он петь или нет. Собинов жил тогда на углу Козихинского и Богословского переулков на четвёртом этаже большого каменного дома, в скромной квартирке в 3-4 комнаты. Я был совершенно обворожён приветливостью и простотой Леонида Витальевича, просидел у него очень долго, мы вспоминали нашу первую встречу, студенческие годы, говорили о его карьере, ролях, а старший сынишка его — мальчуган трёх-четырёх лет, по-видимому, наигравшись до усталости в какую-то воинственную игру, в каске и латах крепко спал на отцовском диване». Алексей Плещеев был ровесником Леонида Собинова (моложе на один год) и между ними быстро завязалась дружба, он стал постоянным участником дружеских встреч — по сути «мальчишников», которые проходили на квартире Собинова.
Постепенно с Островскими сблизились и другие члены семьи Собиновых. Старший брат Леонида Витальевича офицер Геннадий Витальевич, познакомившись с младшей дочерью Марии Константиновны — Натальей Павловной, влюбился в неё и эти романтические отношения завершились свадьбой. Многочисленное семейство Островских и родственные им семьи Тургеневых и Плещеевых — это была семья Леонида Витальевича Собинова, это был близкий круг дорогих людей.
А Марию Константиновну, по словам близких, Леонид Витальевич просто обожал. В письмах называл её «мамусей». Он ценил её не только как родного человека, но высоко ценил её вкус, её знание жизни, доверял ей абсолютно. Если у него появлялась подруга, Мария Константиновна первой узнавала об этом. Когда Леонид Витальевич решился на второй брак, то свою невесту Нину Ивановну Мухину он привел «на смотрины» к Марии Константиновне.
Многие подробности жизни Л. Собинова можно почерпнуть из его писем к Островским. Леонид Витальевич писал о своих раздумьях, о своей упорной кропотливой работе, о промахах и успехах на сцене, здоровье и состоянии голосовых связок, о впечатлениях от гастрольных поездок, зрителях в разных городах и странах и, наконец, о самом сокровенном, очень личном в его жизни. Эти письма — великолепный образец эпистолярного жанра, они написаны прекрасным литературным языком — ярким, образным.
Замечательны письма, адресованные Марии Константиновне и Алексею Плещееву из первой в жизни Собинова зарубежной поездки. В 1900 году Леонид Витальевич едет в Италию. Им руководит, прежде всего, интерес к стране, давшей миру великую оперу и великих певцов, а также желание увидеть, узнать, услышать, поучиться, перенять там все то, что может быть полезно. И вот в письмах, адресованных Островским, он делится первыми яркими впечатлениями. Он пишет, что очень доволен внешней стороной итальянской жизни. Ему нравится весь этот шум, смех, бесконечная экспансивная толпа.
Письма полны подробностей, его взгляд отмечает пыльные страды и дивные сады, зеленые горы и бесконечное море, пальмы, маслины, внутренние дворики и мраморные вестибюли. Но вскоре он подметил и отрицательные стороны итальянской жизни.
Во-первых, необыкновенное количество калек, горбунов... Все они свидетельствуют о плохом присмотре за детьми. И если б ты видел, что выделывают с детьми милые родители. Вечером никто дома не сидит, но так как прислуги нет, то детей, даже грудных, несут с собой в театр, в кафе; и это истязание продолжается до 12 часов и дольше. Сердце кровью обливается, когда видишь в театре на коленях у какой-нибудь черномазой родительницы раскрасневшуюся сонную рожицу, или встретишь в Галерее целую фамилию, которая едва плетется за свободолюбивыми родителями. Второе зло — отсутствие пищи, приятной русскому желудку, все, что мы едим, пересолено, переперчено, воняет чесноком и свидетельствует больше о плохом кошельке итальянцев, чем о плохом аппетите... Третье зло — блохи. Недаром в «Продавце птиц» — во время экзамена на вопрос о самом страшном хищном звере, тенор отвечает... «блоха». Их так много, что мы еще одной ночи не проспали мирно. Говорят, что нельзя зимой в La Scala сидеть спокойно...
Леонид Витальевич присылал своим корреспондентам фотографии, многие представляют собой, по-видимому, моментальные снимки, сделанные по случаю у уличных фотографов. Они, к сожалению, угасают. Но еще можно разглядеть на меркнущих этих снимках его улыбку, угадать то настроение легкости и беспечности, которое испытываешь вдруг на залитой солнцем городской площади среди таких же веселых и счастливых незнакомцев.
Милан стал для Леонида Витальевича главным итальянским городом в его творческой жизни. А в этот первый приезд он не мог не посетить местную достопримечательность — старое миланское кладбище. Это музей под открытым небом, о котором шутят, что содержать там могилу дороже, чем прожить жизнь.
...Я видел, например, чудной архитектуры мавзолей, заглянул внутрь и вижу посреди — целая статуя — сидячая фигура в натуральную величину в партикулярном платье какого-то не то банкира, не то фокусника с сомнительной физиономией. Но зато, есть редкие исключения: обыкновенно незаметные и невидимые, полные такой тихой, элегической грусти, что как-то тесно делается в груди и после неудержимого веселья, внушенного статуей молоха из банкиров, сразу хочется не то плакать, не то очиститься духовно, не то просто умереть...
В семье Островских берегли альбом, в котором мы найдём стихи, написанные отцом Марии Константиновны — Константином Осиповичем Александровым-Дольником и посвящённые членам семьи. Это акростихи, т. е. стихотворения, в которых начальные буквы строк образуют имя того, кому они предназначались. Первое — с именем владелицы — его дочери Марии — Марии Константиновны.
Среди них — и посвящения внукам, детям М. К. Островской.
В стихотворении, посвящённом старшей из сестёр — Ольге Островской, Константин Осипович написал:
«Какую ж твой талант сулит награду?
А славу громкую, артистов всех отраду».
Посвящение Ольге оказалось пророческим. Ольга Павловна стала блестящей концертирующей пианисткой. В музейной коллекции хранится шёлковая лента, поднесённая ей благодарными слушателями Иркутска. На ней надпись: «Идеальной пианистке».
Ольга Павловна была ученицей Давида Соломоновича Шора, известного пианиста, дирижёра, композитора и педагога, основателя московского трио, известного как «Трио Шора». Л. В. Собинов и Д. С. Шор были хорошо знакомы, в богатой событиями московской музыкальной жизни они не раз пересекались. Вместе с Леонидом Витальевичем Трио Шора участвовало в благотворительных концертах в пользу Пречистенских бесплатных классов для взрослых рабочих и работниц. В 1911 году при содействии Л. В. Собинова Д. С. Шор основал Институт музыкального образования имени Бетховена — т. н. Бетховенскую студию.
В стихотворении, посвящённом самой младшей из сестёр Наталье Павловне, автор предсказывал:
«Так знай, что замуж выйдешь ты за генерала, и Бог благословит тебя и весь твой дом». А также пожелал ей богатства и славы. Константин Осипович не угадал. Замуж Наталья Павловна вышла за поручика 5-го Киевского гренадёрского полка Геннадия Витальевича Собинова. Это был брак по любви. Своего первенца они назвали Леонидом, в честь знаменитого дяди, а дочь — Еленой. Она была любимицей и крестницей Леонида Витальевича.
Дорогая Мамуся, поздравляю тебя с внучкой. Прошу тебя, передай мои поздравления и Наташе с Генашей. Мне словно как-то завидно сделалось самому, что у меня нет дочки, тем более что мне всегда хотелось иметь дочку и непременно назвать её Еленой. Ну, что же делать, — если нет дочки, надо довольствоваться племянницей, тем более, что она будет крестницей. А где же теперь Генаша? Неужели всё ещё в лагерях при такой адской погоде, которая, пишут, теперь в Москве?..
Из семейного архива Собиновых-Островских в музейную коллекцию поступили фотографии, сделанные на даче Островских в Грачёво под Подольском Московской губернии. Леонид Витальевич любил эти семейные летние встречи и развлечения.
Любил совместные прогулки в ближний лесок. Долгие разговоры, чаепития на веранде, все вместе они придумывали и разыгрывали забавные театральные мизансцены.
Из послужного списка Г. В. Собинова.
Геннадий Витальевич Собинов родился 6 сентября 1869 года в г. Ярославле в мещанской семье. Воспитывался в Ярославской классической гимназии, закончил курс наук в Казанском пехотном юнкерском училище по I разряду (1892-1894).
Участник русско-японской войны 1904-1905 гг.
С 27.02.1912 по 8.11.1913 — командир 2 роты 5 гренадерского Киевского полка, кавалер ордена Анны 4-ой степени с надписью «За храбрость», Святой Анны 3-ей степени и Святого Станислава 3-й степени.
Имел медали на Александровской и Георгиевской лентах в память русско-японской войны, светло-бронзовую медаль в память 200-летия празднования Полтавской победы. светло-бронзовую на Владимирской ленте в память Отечественной войны 1812 года, светло-бронзовую на белой, жёлтой и черной лентах в память 300-летия царствования Дома Романовых.
Г. В. Собинов скоропостижно скончался 7 ноября 1913 г.
Похоронен в Скорбященском монастыре г. Москвы.
Геннадий Витальевич Собинов участвовал в состязательной (обязательной для офицеров) стрельбе и неоднократно получал призы — полковые, императорские и др.
Из благодарственного письма:
«...Строгий начальник, неумолимо точный исполнитель законов службы. Вы сумели соединить спокойную твёрдость власти с трогательно чуткой и гуманной любовию к солдату.
Вы были начальником —другом, заботливо входившим с нужды солдата, настойчиво их утолявшим. Прекрасный образ начальника-друга неизгладимо сохранит наша память».
30.IX 1912 г.
Геннадий Витальевич Собинов скончался от сердечного приступа в ночь 7 ноября 1913 года, будучи в гостях у брата — Леонида Витальевича Собинова в его московской квартире на ул. Моховой, д.7.
Отпевание проходило в храме Воздвижения Животворящего Честного Креста Господня на Воздвиженке. Погребён он в Скорбященском монастыре.
Леонид Витальевич был потрясён внезапной смертью брата.
Он написал стихи на смерть Геннадия Витальевича. Спустя много лет старший сын Леонида Витальевича — Борис Леонидович Собинов — блестящий пианист, композитор русского зарубежья написал на эти стихи отца романс.
Материалы семейного архива Е. Г. Собиновой публикуются впервые.