Собинов. В республике Советов

«...И ты любимейший солист
Его Величества — Народа».

К 1917 году Леонид Витальевич Собинов достиг творческой зрелости, исполнилось 20 лет со времени вступления его в состав солистов Большого театра. Певческое и актёрское мастерство артиста было в зените. Репертуар — и оперный и концертный — обширен, разнообразен и художественно полноценен. После 1915 года Собинов не заключал контрактов с императорскими театрами, он выступал только в петербургском Народном доме и в Москве — в театре С. И. Зимина.

Как и большая часть русской интеллигенции, Собинов связывал с Февральской революцией надежды на идейную и творческую свободу.

Из воспоминаний писателя, поэта, драматурга и переводчика Т. Л. Щепкиной-Куперник.

«...Я видала Л. В. Собинова во многих ролях, но, может быть, одно из самых ярких впечатлений от него я получила не в стенах театра.
Это было в начале революции в Петербурге. Трудно было оставаться дома, хотелось принимать участие в новой, непривычной жизни родного города — обычно такого строгого, тихого, чинного, а теперь совершенно вышедшего из колеи, опьянённого дыханием свободы, расцвеченного красными знамёнами.
Мы вышли с мужем на Невский и смешались с толпой. Вдруг он воскликнул: «Смотри! Собинов!»
Посреди улицы шла демонстрация — стройно, бодро, в ногу — рабочие, студенты, юноши, девушки с цветами, с красными флагами — и впереди шёл Собинов. Он был в военной форме (носил её как офицер запаса и, очевидно, не успел снять). Он высоко поднял голову, с радостным и гордым выражением. Он шёл — и пел. И когда он кончил куплет, все участвовавшие в демонстрации мощным хором молодых голосов повторяли за ним: «Отречёмся от старого мира...»
Его чудесный, ясный голос лился свободно и покрывал всех. А толпа затихла и слушала своего любимца как зачарованная... И мне показалось, что в эту минуту артист играет свою лучшую роль.
Это не удивительно: Собинов принял революцию безоговорочно, и одушевление, с которым он запел революционную песню, было искренне. Он ведь был настоящий московский студент, никогда не отказывался безвозмездно петь в пользу разных землячеств, устраивал концерты, и часто золотые звуки его голоса превращались в деньги, идущие на нелегальные цели...»

После Февральской революции приказом Временного комитета Государственной думы за № 140 за подписью председателя Государственной думы М. В. Родзянко предписывалось всем членам дирекции императорских театров, беспрекословно и немедленно исполнять все распоряжения комиссара Временного правительства Государственной думы Н. Н. Львова.
Императорские театры были переименованы в государственные, всем служащим было предложено оставаться на своих местах.

9 марта 1917 г. Большой театр избрал управляющим Л. В. Собинова. С этого момента Собинов также являлся товарищем (заместилем) уполномоченного по управлению государственными московскими театрами.

Первый спектакль, которым открылся после свержения самодержавия бывший императорский Государственный Большой театр, состоялся 13 марта.

Собинов, как управляющий театром, произнёс со сцены речь, в которой говорил:

«Сегодняшний день — самый счастливый день в моей жизни. Я говорю от своего имени и от имени всех моих товарищей по театру, как представитель действительно свободного искусства. Долой цепи, долой угнетателей! Если раньше искусство, несмотря на цепи, служило свободе, вдохновляя бойцов, то отныне я верю — искусство и свобода сольются воедино».

К апрелю 1917 года между петроградским начальством и труппой Большого театра возник конфликт, связанный с толкованием положения об автономии Большого театра. Одной из гарантий свободы многие считали самоуправление бывших императорских театров.

Поэтому правительственное распоряжение об отмене автономии Большого театра, последовавшее в апреле 1917 года, коллективом его было встречено враждебно.

29 апреля Собинов впервые (после двухгодичного перерыва) как артист выступил в Большом театре в опере «Искатели жемчуга» Ж. Массне. Спектакль превратился в митинг.

В костюме Надира Собинов произнёс речь, которая заканчивалась такими словами:

«Как выборный управляющий театром, я протестую против захвата судеб нашего театра в безответственные руки. И мы, вся наша громада, сейчас обращаемся к представителям общественных организаций, к Советам рабочих и солдатских депутатов поддержать Большой театр и не дать его на административные эксперименты петроградским реформаторам. Пусть они занимаются конюшенным ведомством, виноделием, карточной фабрикой, но театр оставят в покое».

Собинов, как управляющий Большого театра, прилагает все усилия, чтобы возобновить спектакли в театре, привести в порядок пробитую снарядом крышу Большого театра, погасить задолженность коллективу по заработной плате.

По настоянию Собинова, в помощь ему создаётся постоянный Совет. Но в начале 1918 года возникает конфликт между Собиновым и Советом Большого театра, который стремился сосредоточить в своих руках всё руководство коллективом, игнорируя принцип единоначалия.

31 января 1918 года Собинов покидает пост управляющего. Как артист он остается на сцене до середины мая.

В начале осени 1918 года Собинов уезжает на юг, где должны были состояться его концерты согласно ранее заключённому контракту. Он не мог предположить, что окажется отрезанным от Москвы гражданской войной почти на три года.

Л. В. Собинов в Крыму.

Жестокие превратности гражданской войны задержали в Крыму не только Л. В. Собинова. От центра, от Москвы тогда оказались отрезаны многие работники искусств и литературы. 15 ноября 1920 г. Красная Армия взяла Севастополь. В городах Крыма началось формирование органов советской власти.

Из письма Собинова в Москву личному секретарю Е. К. Евстафьевой:

«...я опять у дел. Заведую и музыкой, и драмой, и кино, и художествами, и литературой. Сорганизован громадный подотдел... Поют наши, как пел всё лето и я, под рояль, хотя в моём распоряжении целый симфонический оркестр. Нет у нас оркестровых нот. Да и мало ли чего нет! Мы обносились и ободрались до невероятия. Не верится, что я жил когда-то иначе...»

Ни оторванность от родной Москвы и Большого театра, ни личное горе (в 1920 году под Мелитополем был убит сын Собинова Юрий, служивший в Белой Армии) не лишили его энергии, новые задачи поглощают всё его внимание.

Здесь, на ещё необжитом месте, Собинов начинает «заново строить музыкальную культуру широких народных масс. Заседания в подотделе искусств превращаются в трибуну, с которой он произносит пламенные доклады, а вернее речи» — писал в воспоминаниях А. М. Самарин-Волжский — председатель Севастопольского союза Рабис (профессиональный союз работников искусств).

23 ноября 1920 года Л. В. Собинов был назначен заведующим под отделом искусств Севастопольского отдела народного образования.

За короткое время он успел сделать очень многое, при его непосредственном участии были созданы почти все учреждения культуры Севастополя.

К началу декабря 1920 года были сформированы все театральные коллективы: Оперный театр имени В. И. Ленина, драматический им. А. В. Луначарского, украинская труппа им. Карла Маркса. Два раза в неделю во всех трёх театрах выступали национальные труппы — татарская, греческая, еврейская, армянская.

Передвижной состав оперной труппы обслуживал окраины города, госпитали и воинские части.

В поле зрения Собинова были хоровые, музыкальные, литературные кружки в школах, рабочих клубах, на кораблях и в частях Черноморского Военно-Морского флота.

Из-за занятости у Собинова почти не было возможности участвовать в спектаклях, но от концертной деятельности он не хотел отказаться. Чуть ли не ежедневно он пел для краснофлотцев и рабочей молодёжи.

В Севастополе помимо театров, работали пять кинотеатров, народный цирк, симфонический оркестр им. А. В. Луначарского, драматические студии для взрослых и детей, литературная секция, был организован учет художественных ценностей под руководством художника-архитектора Л. В. Руднева, автора памятника жертвам революции на Марсовом поле в Петрограде.

Но главным детищем Собинова в Севастополе стала Народная консерватория.

Она была открыта 10 апреля 1921 года, директором её был назначен В. М. Дешевов — советский композитор, царскосельский музыкант-вундеркинд, автор первых советских опер и балетов.

«Искусство для народа» — так сформулирован был главный принцип программы по организации Народной консерватории в Севастополе.

На открытии консерватории Л. В. Собинов произнёс речь, в которой, в частности, сказал:

«Пусть это прошлое будет дочиста пересмотрено, пусть из него будет выброшено всё упадочное, узкое, человеконенавистническое и развратное, пусть, наконец, из всех направлений трудящиеся массы найдут то, что ближе их душе, пусть самостоятельно найдут свой новый путь, но прошлого нельзя выбрасывать. Это тот прочный фундамент, на котором можно строить здание не с узкоклассовыми, но самыми широкими целями...»

По случаю открытия Народной консерватории состоялся концерт, в котором прозвучали как произведения классиков, так и местных композиторов.

Этим концертом Л. В. Собинов, в сущности, прощался с Крымом, так как Нарком просвещения А. В. Луначарский настаивал на возвращении Собинова в Москву.

25 апреля 1921 года Собинов возвращается в Москву.

Снова в Москве.

По возвращении в Москву в начале мая 1921 года Собинов был назначен директором Большого театра. Первый вопрос, на который Собинов считал своим долгом ответить — нужна ли Большому театру автономия. Это был вопрос не праздный, т. к. бывшие императорские театры начали свою жизнь после революции с борьбы за автономию.

Теперь он был убеждён, что автономия уже изжила себя:

«автономия должна быть результатом эволюции. Нужна усиленная внутренняя работа, нужно самовоспитание, исключительное умение подчинять отдельные интересы общества для того, чтобы автономия была гармоническим соединением разумных воль, а не хаотических и эгоистических деланий или даже просто инстинктов».

Говоря о практических задачах, Собинов сформулировал, как, на его взгляд, должно строиться отношение к старой культуре:

«Пролетариату до сих пор занятому непрерывной борьбой на внешних и внутренних фронтах, еще предстоит задача пересмотреть все элементы мирового искусства во всех его достижениях, выбросить всё ненужное и сомнительное и только на истинно художественном фундаменте сказать своё новое слово, построить новое пролетарское социалистическое искусство».

На посту директора Собинов пробыл недолго, в ноябре 1921 года он просит освободить его от обязанностей директора и получает на это согласие.

Впоследствии А. В. Луначарский писал о причинах ухода Л. В. Собинова с поста директора Большого тетра:

«Я ни на одну минуту не могу сказать ничего плохого о Собинове, как о директоре. Наоборот, я с величайшим удовольствием вспоминаю его работу и наши тогдашние отношения. Леонид Витальевич ушёл в эту работу, с напряженным вниманием относился ко всем трудным проблемам, которые тогдашнее (1921 г.) чрезвычайно тяжёлое положение в театре создавало на каждом шагу. Заботился он и о здании театра, внушавшем тогда опасения и, пожалуй, его энергии больше, чем чему-либо другому, обязаны мы тем, что многие неотложные меры в этом отношении были вовремя приняты... Само собой разумеется, что этот человек, связанный с артистическим миром неразрывными традициями, любимый и уважаемый всем артистическим миром, как редко кто из его представителей, не мог, вместе с тем являть собой пример крутого администратора. Он старался находить средние пути, старался быть примирительным посредником, никогда, однако, не роняя авторитета поставленного Советской властью хозяина в театре. Взамен этого мы приобрели необыкновенного артиста, и это вполне компенсировало потерю Собинова как администратора».

Новая публика, новые задачи.

В 1920-е годы Собинов очень много гастролировал по городам Советского Союза, в буквальном смысле слова от Белого моря до Чёрного, от западных границ до восточных.

Его концертные маршруты были удивительны: Артёмовск, Луганск, Мариуполь, Казань, Самара, Челябинск, Магнитогорск, Красноярск, Иркутск, Чита, Томск, Владивосток — более 60 городов, никогда не фигурировавших в дореволюционных разъездах.

Часто это были неподходящие залы с плохими инструментами, непривычная публика — некоторые зрители впервые слышали оперные арии. Собинов относился к этим концертам, как «к важной культурной миссии», он не хотел обмануть надежд и ожиданий этих слушателей, впервые прикоснувшихся к сокровищнице большого искусства.

Готовясь к гастролям в Киеве и Харькове, Собинов решает петь на украинском языке.
Всё лето 1927 года артист занимается изучением украинского языка, его письменный стол завален украинскими учебниками, словарями. Он изучает грамматику, пишет диктанты, берёт себе преподавателя украинского языка. Он увлекается возможностью показать свои лучшие роли в новой речевой стихии. Этот украинский сезон Собинов начинает в ноябре выступлениями в Харькове.

Из письма Л. В. Собинова из Харькова. 21 ноября 1926 год.

«...опера («Лоэнгрин» Р. Вагнера) с виду и для не очень требовательной публики была поставлена вполне прилично... По отзывам, опера шла немножко громко местами, но ведь надо считаться, что державная опера помещается не в театре, а в каком-то недоразумении, что сцена крошечная, а декорации киевские и т. д., что музыкантов всего около шестидесяти человек — так что в общем постановка даже примечательная для Харькова.
Интерес к ней был исключительным. Сидели по трое на двух стульях, везде были головы и головы, т. ч. этот миниатюрный по размерам театр невольно напомнил мне постановку «Травиаты» в Scala в 1905 году — в смысле прослоенности человеческой...
Был я очень в голосе; пел на совесть. Всё удалось от начала до конца. В уборной переживал минуты упадка и боязни, но на сцене это не отражалось.
Оркестр всё время единодушно аплодировал. С тем же приходил ко мне в уборную и концертмейстер...
Ложась спать, я думал, похвалит ли меня пресса, и решил, что если у неё есть здравый смысл, то нет.
Ведь нельзя же, в самом деле, допустить, чтобы чёрным по белому было написано, что красоту украинской речи для пения в опере открыл на который- то год существования украинской оперы — «кацап» (москвич), хотя и носящий звание народного артиста.
А это так и было; это общий голос. Говорили даже, что украинский язык в моих устах звучит так, как звучал в устах старого аристократа французский язык.
Поэтому от прессы я не жду ничего хорошего. У меня есть не только предчувствие, но даже и кой-какие приметы. Может, впрочем, я ошибаюсь...»

Из рецензии на спектакль.

«...Л. В. Собинов прекрасно овладел украинским текстом партии, даёт отчётливую дикцию и пленяет одухотворённостью украинской певучей речи».

«Харьковский пролетарий», 1926 год. 26 ноября.

Из письма Л. В. Собинова из г. Верхнеудинска. 8 сентября. 1928 год.

«Общее впечатление, когда видишь все эти устремлённые на тебя глаза, что зрители знают всю твою подноготную, что их ничем не проведёшь и никакими нотами не надуешь. Они сами, эти зрители, с не меньшим успехом могли бы выступить на той же эстраде, но не делают этого только из пренебрежения вообще к артистической работе. Эти зрители смеялись ни стого ни с сего прямо в лицо, переговаривались, повернувшись с сцене спиной, делали хитрые улыбки и т. п
В числе слушателей во втором сеансе я увидел в среднем проходе собаку, но это был определённо высококвалифицированный слушатель: она не разговаривала, не допускала никаких a’ part’ ов и вообще никакими частными и личными делами не занималась.
Но вообще, надо же быть справедливым, публика была достаточно любезна и аплодировала после номеров более или менее неохотно.
Замечателен был некоторый антагонизм вкусов в составе публики первого и второго сеансов. Объявление мной арии Ленского было встречено хорошим аплодисментом в первом сеансе и гробовым молчанием во втором...»

Из статьи театрального критика Н. Волкова, посвящённого Л. В. Собинову:

«Собинов был демократичен в своём миросозерцании. Когда в декабре 1905 года были разгромлены и залиты кровью баррикады Красной Пресни, Собинов, находившийся в то время в Италии, писал в Москву: «Правительство одержало победу, это правда, но победу постыдную, которая всё равно не спасёт от кризиса, от краха. И это будет великий день отмщения. Я хотел бы увидеть, хотел бы дожить до этого дня».

И в 1909 году, когда уже реакция царила в стране, Собинов, встретившись в Лондоне с политическими эмигрантами, писал:

«Я много почерпнул из беседы с ними и знаю теперь, наверное, что, когда кончится моя артистическая карьера, я уйду к этим людям».

Вот в таких высказываниях Собинова и находится ключ к тому, что он оказался психологически одним из первых «народных артистов Республики», что он с гордостью носил на своей груди орден Трудового Красного Знамени».

Ряд материалов и фактов о жизни и деятельности Л. В. Собинова публикуются впервые.